Взял второй фужер и принес мне, оглядел с ног до головы, усмехнулся: - Почему хотел? Я и сейчас убил бы тебя с удовольствием.
- За что? - я притворно возмутилась. В животе сделалось холодно и страшно. Светлые глаза глядели непонятно. А вдруг?
Барон убрал взгляд и промолчал. Спокойно развернул крошечную шоколадку. Золотистая фольга поймала отраженный брильянтовый высверк с моей руки и засияла неправдоподобным ночным солнышком.
- Открой рот, - велел Макс.
- Я не люблю сладкое, - я выпила вино и помотала для верности головой.
- Зато я люблю, - Макс кинул конфету себе в рот и притянул меня.
Сладкий шоколадный поцелуй. Требовательцый язык раздвигает рот, и твердое желание снизу пульсирует горячо в живот. Ткань покрывала уползла обратно на пол. Барон приподнял меня вверх, словно в балетном танце,и соединил нас. Ночь двинула на следующий круг.
Двадцать один год воздержания. Включая младенческий возраст, даже. Максим клятвенно уверял, что даже в кормилицу свою, подобно многим младенцам, влюблен не был. Плевался и питался искусственно. Никогда ни на кого не западал. Ни на соседку, ни на дочек садовника. Ну там у него
много было вариантов в просторах родного гнезда. Даже не целовался. Хотя это уже как-то чересчур. Вот и накопил силенок за это не короткое время.
Льняные простыни сделались серыми, давно и насквозь пропитались потом, слюной, смазкой, спермой и моими счастливыми слезами. Следовало бы их сменить, наверняка мой парень привык к другому, но сил не осталось. Я устроилась на большом любимом теле и уснула, вдыхая тонкий белый аромат.
Барон говорил и говорил. Все, что скопил в себе за короткий век наших странных отношений и до него, прорвалось наружу. На свободу. Следовало ему отвечать, ведь откровенно спать не вежливо. И я время от времени мычала, как настоящая девушка мечты.
- Я все время пытался разобраться, понять для себя, как это могло произойти? Как случилось со мной? Никогда я геем не был, даже не начинал. И вот на тебе! Твоя близость убивала меня наповал. Ты мне что-то говоришь, а я не понимаю, в паху ноет, в ушах звенит. Убить или трахнуть, другого выбора нет. Я влюбился в тебя сразу. Как увидел в первый день ца построении, сразу подумал: этот пацан долговязый куда прет, идиот? А ты ресницами взмахнула, шейку вытянула, губы облизала,и я пропал, ты меня слушаешь? - Макс провел ладонью по моей голой спине, ответа не дождался. - Надо окно открыть шире. Воняет у нас черте чем.
Я как бы кивнула. Он осторожно вылез из-под меня. Что-то делал, скрипел дверцей шкафа, булькал водой или вицом. Потянуло холодом из распахнутой створки. Я подглядела из- под ресниц. Барон надел трусы, скромник. Снова красные и мелкие. Все-таки попа у него улет!
- Ты извини меня, ради бога. Я не знал, никогда бы я тебя не ударил, если бы знал.
- М-м-м, - я участвовала а разговоре.
Макс заботливо укрыл меня толстым зимним пледом. Сел рядом. Холод нарождающегося утра не тревожил его ничуть. Голый, расстроенный, небритый, всклокоченный. Красииивый!
- Ты бы хоть рукой закрылся, ну хоть раз! Стоишь, глазищи таращишь свои проклятые и ждешь, когда кулак в лицо прилетит. Ну кто так делает, скажи на милость? Я, когда вспоминаю, как ты упал в душе, Петров, все внутри переворачивается от жалости..., - барон безбожно путал роды глаголов.
- Максик, - я выпростала руку из тепла, погладила любимого по коленке, - придумай мне имя, пожалуйста, если мое родное тебе не нравится. Или так и будешь вечно Петровым звать?
- Я тебя люблю, - неожиданно высказался Макс, - ты ведь останешься со мной? Не уедешь?
Он посмотрел на меня незнакомо. Растерянно, что ли? Я вдруг увидела маленького мальчика, которого всегда считали серьезным и взрослым, оттого что он строил из себя рыцаря и не подглядывал за девчонками.
- С тобой? Г де? - в самом деле, где? Я засмеялась и прижала ладонь Макса к своей щеке. - В замке твой дед снимет с меня скальп, высушит и повесит в своем кабинете. И волосы, и меня.
- С Отто я все решил два часа назад. Он мне орал раньше: не было у нас пидоров семье и не будет. Я согласился. Действительно: мужик хомо верус в постели баронов Кей- Мерер. Да я переплюнул разом всех своих предков в разврате! - невесело рассказал он. - Я понял одно: надо по-тихому слить наши игры, пока Служба Призрения не нанюхала и не прибрала тебя в Каталину. Или-или.
Я слабо покивала. Все же благородные поступки сродни основному инстинкту.
- Все изменилось сегодня и навсегда. Поскольку ты женщина. То все остальное не важно. В конце концов, это моя страна и мой дом. Я здесь главный, - Кей-Мерер очевидно потерял к этой теме интерес. Другое манило его:
- Ты мне не ответила.
- Я останусь с тобой, Макс. Утром приедет Андрей и ... - я замолчала.
Командор расстроится. Спросит обязательно, с обезоруживающей улыбкой, мол, а как же небо? Сент-Г рей? Планы? Профессия летчика и свободная жизнь? Я не хочу все это выслушивать! Я не хочу!
- Я люблю тебя, Максим! - я залезла к любимому на колени. Обхватила его руками и ногами. - Я тебя ужасно люблю!
- Я поговорю с ним, - Максим застыл губами на моем виске. Подержал паузу. - Я люблю тебя, малышка, все будет хорошо!
Он придумал все же мне название. Интересно. Андрей называл меня так же вчера. Я - малышка? Никогда не была.
Макс целовал снова, утопил в бездонном море любви. Потом уснул, быстро и молча, как уставший внезапно от шумных игр ребенок, укрывшись мной и пледом. Я спряталась на груди Кей-Мерера. Пусть будет, как он хочет.