Познания отца в истории, пусть даже в таких грубых чертах, вовсе не были чем-то напускным, не были светским позерством. Его действительно интересовали выдающиеся мужи и женщины, и будь у него время и талант, он бы с радостью стал новым Плутархом.
Отец никогда не ходил на выставки (все висевшие у нас картины покупала мать), редко бывал на концертах — где через десять минут засыпал — и еще реже ходил в театр (хотя там обычно не спал, бывало, шел за компанию с нами). Проблема была не в самом театре, а в актерах. Отец относился к ним с недоверием и гадливостью, отчего мог бы стать весьма тонким критиком: он сразу подмечал, где актеры пускают в ход стандартные приемы, а где — нарочно нестандартные, а где — нарочно не используют никаких, стараясь понравиться и запомниться публике. Будь отец тираном в какой-нибудь стране, он похоронил бы всех актеров в общей могиле, если бы мог отнестись к чужим жизням так же пренебрежительно, как владыки мира сего.
Как-то вечером отец вернулся домой с некой громоздкой вещью, которую он, тут же крикнув нас, поставил посреди гостиной. Редкие чудачества отца всегда радовали троих его сыновей и смущали их мать — в таких случаях она отделывалась снисходительной улыбкой, зная, что неудобства продлятся недолго, и она все вернет на свои места, едва мы отвернемся. Он сказал загадочно: “1ениальная вещь! Я купил это в художественной галерее...”
Улыбка его великодушно сияла.
Я думал, как здорово видеть отца таким, свободным от суеты и огорчений, из которых и состоит взрослая жизнь: обязанности, расчеты, будущее детей, страх неизвестности, интриги, надежды на почести, семейное благополучие, ожидание похвал, тихие иллюзии — весь этот мелкий обман, ради которого соглашаешься жить, закусив удила, когда мир достоин того, чтобы о нем говорить, спорить о нем, когда все непросто, все неестественно, и только непременно ждешь редких минут созерцания, которые часто не имеют с созерцанием ничего общего и больше похожи на минуты полного отупения, — вот до чего доводят себя столько мужчин и женщин. И все возможные отступления, такие же классические и конформистские, не меняют ничего!