1. То есть с лондонским издательством “Чатто энд Уиндус” и с нью-йоркским издательством “Даблдей”, директором которого до 1930 года был Джордж Доран.
Jla Горгетт, Санари (Вар), Франция 14 июня 1930
последнее время у меня столько дел (отчасти моя собственная работа, а также — и в еще большей степени — переписка в связи с письмами Д. Г. Лоуренса, которые я собираю и намереваюсь издать1), что я совершенно перестал отвечать своим корреспондентам. Но вот наступило короткое затишье, и, воспользовавшись этой возможностью, благодарю Вас за Ваши письма. Рад, что “Свечи”2 Вам понравились. Те рецензии в английских газетах, которые попались мне на глаза (всего-то две-три — я стараюсь не читать рецензий), показались мне довольно придирчивыми и высокопарными. Сегодняшняя английская литературная критика изо всех сил старается быть приличной, добропорядочной, рассчитанной на выпускников закрытых школ, с налетом причудливого диккенсианства, а вернее (не будем оскорблять Диккенса, истинно великого человека) — барриеризма3, дабы несколько разнообразить царящую в высокопоставленных клубах скуку. Все книги должны быть такими, как если бы их написал уважаемый мистер такой-то. Иными словами, перефразируя экспертов в области моды, литературу в этом году носят “выше колена”; настолько выше, что ее и не заметишь. А впрочем, все это не имеет никакого значения. <...> Рассказ4 — это развитие несколько видоизмененного эпизода, описанного
в письмах Шатобриана. Когда ему было шестьдесят, к нему подошла на лечебном курорте совсем еще юная девица и бросилась ему на шею. Он написал ей весьма изысканное письмо, которое сохранилось. Этим, собственно, дело и кончилось, хотя как-то вечером она ворвалась к нему в дом. С присущим мне садизмом я счел, что было бы забавно, если у этой истории будет жестокий финал. Описать самого Шатобриана невозможно — ну как опишешь эту чудовищную гордыню, и одиночество, и скрытое подо всем этим пылающее воображение в сочетании с эмоциональной сухостью! Поэтому героем моего рассказа я избрал одного из тех людей (они всегда меня поражали и вызывали определенную зависть), которые знают, как выйти сухим из воды, добиться всего, не жертвуя ничем. Знают, как ускользнуть от судьбы. <...>
1. Избранные письма Лоуренса под редакцией и с предисловием (“Пророк в пустыне одиночества”) О. Хаксли вышли в лондонском издательстве “Хайнеманн” в 1932 г.
2. В мае 1930 г. Хаксли выпустил сборник рассказов “Короткие свечи” (“Brief Candles”).
3. От имени Джеймса Барри.
4. Имеется в виду рассказ Хаксли “После фейерверка” из сборника “Короткие свечи”.
Мыс Горгетт, Санари (Вар) 22 июня 1930
Дорогая миссис Луган,
спасибо за Ваше письмо. Разделяю Ваше нежелание посылать “личные” письма. Относительно публикации писем на частные темы я полностью с Вами согласен: Лоуренс был “самым частным существом на свете” — именно поэтому я против публикации частных писем — как написанных им самим, так и о нем. Я редко встречал человека, который был бы менее публичен, чем Лоуренс, более привержен частной жизни. А потому мне кажется, что самая элементарная верность его памяти обязывает нас воздерживаться, когда он умер, от того, чтобы выставлять напоказ те подробности частной жизни, которые он, пока был жив, предпочитал скрывать от публики. Ибо он полагал, что достоянием общественности могут стать лишь те факты его частной жизни, которые косвенно отражены в его книгах. Прошло слишком мало времени, чтобы публиковать его письма, но если все же такое решение будет принято, я буду по мере сил настаивать на том.