Окно было открыто, и он слышал, как снаружи на террасе мелодично позвякивали дорогие бокалы, как тихо смеются мужчины и хихикают женщины, небо было мягко-синего цвета, волшебная летняя ночь.
И он слышал, как совсем рядом с его грудью бьется ее сердце, и снова впивались его глаза в белую полоску ее пробора.
Было темно, но небо мягко по-летнему светлело, и он знал, что он к ней сейчас так близок, что ближе и быть не может, и в то же время бесконечно далек.
Они не говорили друг другу ни слова. Он ощущал, как часы своим тиканьем гонят его прочь. Тиканье становилось сильнее, чем биение ее сердца рядом с его грудью, и вот уже невозможно понять, чье это сердце так стучит — ее или его собственное. Это означало: отпуск окончится, как только они проснутся, и у тебя осталась лишь одна ночь с этой женщиной. Проведи же эту ночь с толком. И он подготовился, даже бутылку вина заказал.
Он видел эту бутылку совершенно ясно, она стояла в темноте на комоде и казалась узкой прямоугольной полоской света. Да, это была бутылка — светлая полоска в темноте. Бутылка была пуста. На ковре вместе с гимнастеркой, штанами и ремнем, должно быть, валяется и пробка.
Потом она лежала у него на груди, он обнял ее одной рукой, в другой — дымилась сигарета. Они не произнесли ни слова. Все их встречи проходили в молчании. Он всегда думал, что знает, о чем и как говорить с; женщиной, но эта не разговаривала.
Небо стало темнеть, на террасе умолк смех постояльцев курорта, хихиканье женщин перешло в зевоту, и вскоре он услышал, как официант, громко звеня бокалами, собирает их по четыре-по пять штук в каждую руку и уносит. Потом унесли и бутылки, очевидно, не совсем еще пустые, и в конце концов сняли скатерти со столов, составили один на другой стулья, сдвинули столы, и потом он слышал, как уборщица долго и исключительно добросовестно подметает: казалось, вся ночь состоит из тщательного подметания этой невидимой уборщицей. Она выполняла свою работу почти беззвучно, спокойно, мягко, равномерно, размеренно. Он слышал легкое шарканье метлы и шаги женщины из одного конца террасы в другой, потом густой голос из-за двери террасы устало спросил: “Еще не всё?”, и женщина так же устало отвечала: “Заканчиваю”.
И вот на террасе все стихло. Небо сделалось темно-синим. Очень мягко и спокойно, очень издалека, из-за тяжелых занавесок ночного бара долетала музыка. Так они и лежали молча рядом, пока бутылка из-под красного вина не стала выступать из темноты светлой полоской, затем все светлее и ярче, потом обрисовались ее объемные, округлые контуры, стали видны и темно-зеленый оттенок стекла, и пустота внутри. И гимнастерка на полу с не расстегнутым грязным воротником стала заметнее, и армейский ремень с четкой надписью “С нами Бог!”.